Вокруг было темно, хоть глаз выколи: видно, дежурная лампочка тухла через какое-то время после закрытия люка.
Наверху было тихо.
«Сколько же я проспал?!» – Дима вспоминал только что прервавшийся сон.
Он шевельнулся. Зажёгся свет: видно в каптёрке стояли датчики движения.
«Спасибо тебе, Бегемот!» – с благодарностью подумал Дима, с трудом поднимаясь в тесном пространстве среди нагромождения труб и оборудования из неудобной позы, от которой затекли все суставы.
Привидевшееся ему во сне было похоже на бред.
Единственным доказательством, подтверждающим, что всё, на самом деле, серьёзно, был летаргический сон, в котором он провёл полгода. И, если бы не он, зацепиться за действительность событий было бы невозможно. Он так и летел бы в пропасть неопределённости, действительность исчезала бы прямо из-под ног, и, – что происходило с ним на самом деле, – понять было бы невозможно.
«Так в действительности или на самом деле? – подумал Дима и тут же вспомнил первую фразу из фильма, который никогда не смотрел: «Общеизвестно, что на самом деле всё часто бывает не так, как кажется!..». – Откуда это у меня?!..»
А текст фильма шёл в его сознании дальше:
«…К примеру, люди Земли полагали себя самым разумным видом на планете, а вовсе не третьим по разумности.
Вторыми по разумности существами были дельфины, которые, как ни странно, давно знали о нависшей над Землёй угрозе уничтожения. Они неоднократно пытались предупредить человечество, однако все их попытки общения ошибочно истолковывались, как забавная игра с мячом или выпрашивание еды.
В конце концов, они решили покинуть Землю своим собственным способом…»
«Что за бред?!» – подумал он, но запомнил на всякий случай это, будто послание.
Несколько поколебавшись, Дима нажал большую круглую кнопку с надписью под ней «Люк» на пульте управления аппаратурой ванны-бассейна.
Сверху в каптёрку проник сноп приятного мягкого света из ванной комнаты: потайная крышка бесшумно и плавно открылась.
Стараясь не шуметь, он осторожно выбрался наверх по узкой лестничке из нержавейки.
Вода в ванне всё ещё стояла, но остыла, а пена давно уже исчезла. Телевизор по-прежнему работал, на экране шла серо-белая крапинистая рябь.
Дима достал из кармана пульт и трижды нажал на кнопку с цифрой шесть. Люк бесшумно и плавно закрылся под действием хитроумной гидравлической системы, использующей для привода в действие механизма давление в водопроводе.
Дима выглянул наружу.
В коридоре квартиры было тихо и темно.
Крадучись, прошёл он в зал.
Дверь на балкон была взломана и распахнута. На полу хрустели осколки стекла.
Стояла ночь, и город сквозь разбитые окна светился тысячами огней.
Дима вернулся в коридор и попытался открыть входную дверь, но она даже не шелохнулась. Он нажал сильнее, думая, что та сейчас вот-вот затрещит, отклеиваясь под его усилием. Но ничего не произошло.
Вернувшись к балкону, он обнаружил несколько свисающих с крыши тросиков: видно штурм квартиры состоялся совсем недавно, и их ещё не убрали или забыли.
Вскарабкавшись по одному из них с помощью специальных зажимов, оставленных штурмовавшими напротив балкона квартиры, он оказался на крыше здания.
Отсюда открывался шикарный вид на город, но Диме некогда было любоваться: за тросиками могли вернуться в любую минуту, – странно, что их вообще забыли.
Найдя незапертый чердачный люк в одной из лифтовых будок, он спустился в подъезд.
Лифту Дима предпочёл лестницу: на ней больше свободы для того, чтобы вовремя повернуть вспять и не попасть в засаду, – и, проходя мимо квартиры Вероники, увидел, что дверь в неё опечатана и, словно сарай в какой-нибудь деревне, заперта на навесной замок, вставленный в варварски приваренные к красивой дорогой, «импортной» поверхности её металлические «ушки».
Подъезд был пуст.
На улице, проскочив по едва освещённому двору «китайской стены», он стремглав шмыгнул в арку в доме и оказался на театральной площади, где темноту призрачной розоватой дымкой рассеивали фонари, сделанные под старинные газовые. Здесь ещё гуляли люди, шла обычная вечерняя городская жизнь, плавно и незаметно перетекающая в ночную.
Поразмыслив, Дима направился домой: это было очень опасно, но больше идти ему было некуда. Однако и здесь дверь никто не открывал, несмотря на то, что он долго и непрестанно звонил, пока, наконец, из соседней по лестничной клетке квартиры не вышла соседка, недовольно и подозрительно глядя на парнишку.
-Мать просила тебе передать, – протянула она ему какой-то большой, пухлый запечатанный конверт.
-А где она?! – удивился Дима.
-Взяла отпуск и уехала в деревню, на станцию Смородина: посещения милиции её уже просто допекли, сил нет!.. Правда, боится, что менты достанут и там, да и не только её, но и весь Тростянец…. А тебе она советовала отправляться к дальней родне, в Васелиху. Ехать далеко, но мать оставила тебе деньги на билет….
Сказав, что просили, соседка исчезла за дверью своей квартиры, а Дима ещё долго удручённо стоял и смотрел на конверт, потом открыл его.
Там лежал целых ворох ничего не стоящих карбованцев и его паспорт….
На вокзале жизнь, пусть и едва теплящаяся, шла круглосуточно.
Дима подошёл к кассам.
В небольшой очереди шли негромкие разговоры. В ожидании возможности купить билет, люди говорили о разном, в том числе и о новостях по пересечению границы с Россией: многие ехали в Москву.
Дима прислушался, и оказалось, что теперь без паспорта пересечь границу на поезде невозможно, а вот на автобусе, что ходит через Ворожбу, – вроде бы как ещё не так строго. Многие возмущались установившимися порядками, потому что это было очень неудобно. Кроме того, в России теперь, как говорили, в отличие от Украины, для покупки железнодорожного билета требовалось предъявить паспорт ещё и кассиру, даже если ты перемещаешься внутри страны. Это было совсем уже напряжно и возмутительно. Люди не понимали, с какой стати при покупке обыкновенного билета для проезда надо ещё и паспорт показывать. «А, кроме того, если у вас паспорта нет, то вас и в вагон не пустят! – говорила какая-то очень возмущённая тётка. – А данные паспорта теперь вбивают в билет. И если кассир допустил опечатку – можно билет выбрасывать! Это какой-то тотальный контроль! В России людей конкретно под колпак взяли! Хорошо, что у нас такого нет!..»
По разговорам стало ясно, что он здесь только зря теряет время: на поезде незаметно пересечь границу не удастся, а у пограничников наверняка уже были данные на него, как и на всех разыскиваемых преступников.
Дима отправился на автовокзал, но, в отличие от железнодорожного, тот был закрыт до утра. И он решил скоротать ночь здесь же, присев на лавочке под навесом на одном из перронов, и почувствовав, как вымотался и устал.
Заснул он крепко. А когда проснулся поутру, конверта с деньгами и паспортом как не бывало: видно ночью он выпал и кто-то, проходя мимо, не преминул его умыкнуть.
Немного поискав пожитки, в растерянности Дима бессильно опустился на лавочку, вокруг которой уже шумела пробудившаяся вокзальная жизнь, и долго сидел так, обхватив голову руками. Теперь он стал настоящим бродягой! Без денег. Без документов. А родной город сделался для него безвозвратно чужим и даже враждебным местом: повсюду в общественных местах, в том числе и на автовокзале, среди прочих разыскиваемых, висел и его портрет, под которым значилось, что милиция ищет этого особо опасного преступника, подозреваемого в нескольких убийствах!
Увидев свою физиономию на стенде «Их разыскивает милиция», Дима поспешил ретироваться с автовокзала и побрёл пешком к центру города.
Так он дошёл до Дома связи, потом повернул к рынку и, бредя сквозь плотную толпу, спешащую на «привоз», прошёл мимо главного торгового места «миста», перешёл через мост и вскоре оказался в городском парке над набережной реки Стрелки.
Усевшись здесь на лавочку под раскидистым каштаном, Дима долго сидел, глядя на пейзаж вокруг, пока вдруг не заметил, что рядом с ним кто-то сидит.
Это был Летарген.
-Не забывай о Меркаба, – предупредил он его.
-Что мне делать? – с отчаянием обратился к нему Дима и … проснулся.
На улице было уже темно.
Томный тёплый воздух был неподвижен. Природа замерла в ожидании хоть какого-то облегчения от навалившейся на неё невесть откуда небывалой жары.
Зачем ему приснился Летарген? Ведь это было неспроста! И что он там говорил о Меркаба?..
Теперь Дима сидел и мысленно вспоминал уроки Летаргена о её материализации. В качестве Меркаба можно было материализовать любой транспорт, представления о котором были подробны и свежи: чем меньше информации было в памяти об его устройстве и принципе действия, тем больше энергии требовалось на удержание образа. И, поскольку это было проще всего, Дима вспомнил свой горный велосипед, на котором прежде любил рассекать по городу, и образ которого было не только легче всего вспомнить и воспроизвести во всех деталях в воображении, но и потом во время поездки непрестанно удерживать его перед мысленным взором.
В итоге всё получилось.
Конечно, сначала было непросто. Он принял позу лотоса и долго медитировал, пока не вошёл в транс и не достиг того состояния, в котором это было возможно сделать, для чего переместился с лавочки под каштаном в раскидистые заросли сирени неподалёку, внутри которых обнаружил даже чей-то вигвам: видимо, здесь иногда собирались и проводили в дружеской попойке время какие-то городские маргиналы.
Однако дальше, едва Дима сделал всё «как учили», стало гораздо проще, поскольку тут же интуитивно, но явственно, ощутил внутри себя вращающий в его ментальном теле своими тетраэдрами: солнечным и лунным, – навстречу один другому, – куб Михаила, который, как гидроусилитель руля крутить баранку водителю, помог ему создать и удерживать картинку, представляя, как едет на велосипеде, и даже испытывать при этом как наяву все сопутствующие ощущения: от реальности созданное его воображением ничем не отличалось.
И потому вскоре он уже ехал на велосипеде по дороге, которую не знал даже прежде, удерживая в голове конечную цель поездки: попасть в Васелиху.
Ехать по трассе на велосипеде было необычно, но ему нравилось. Он держался, как и положено было по правилам, не дальше, чем в метре от края проезжей части, но иногда всё-таки, особенно когда мимо в паре десятков сантиметров от него на огромной скорости вихрем проносились многотонные громадины, настигая сзади и вихрем уносясь вперёд, было страшно.
Однако цель вела его к себе, и он всё ехал и ехал вперёд, с каждым часом чувствуя себя всё увереннее. Мимо, по-прежнему, обгоняя его, непрестанно мчались автомобили: грузовики и автобусы, фуры и легковушки. Иногда, особенно, когда наступали сумерки, они недовольно сигналили. И, поняв, в чём дело, Дима остановился, съехал на обочину и нарисовал себе на велик велосипедный электрогенератор, яркий задний красный мигающий габарит, а впереди – мощную фару.
Путешествие было не близким. И несколько раз в дороге он даже ночевал, доставая из походного рюкзака за спиной небольшую палатку и крошечный котелок, на котором, устроив костёр, грел чай.
Иногда во время этого путешествия Дима не мог понять, в каком же всё-таки состоянии и где, собственно говоря, – в реальности или сновидении, – находится, если даже здесь ложится спать и видит сны, и, если такое возможно, то сколько уровней вложения одного сна в другой, а значит, и сколько реальностей, помещённых друг в друга, как матрёшки, можно сгенерировать.
Впрочем, было несомненно, что такое возможно лишь благодаря кубу Михаила, который был вложен в его ментальное тело. И это многое объясняло, во всяком случае, то, что сон первого уровня, если он пребывал в нём, а не переместился при этом в иную реальность, так, будто бы всё происходит на самом деле, до самых крошечных мелочей и ощущений похож на действительность. Возможно, так всё и было.
Однажды ему даже приснился Летарген, который тут же сообщил, что он спит, а потому видит его не настоящим, а лишь в виде образа. Тем не менее, образ Летаргена разговаривал с ним и даже предупредил о том, что теперь Дима в своей реальности пребывает в очень опасном, пограничном, состоянии психики из-за того происшествия, которое произошло с ним в ментале, и чем всё закончится – не знает даже он сам: всё зависело от характера Димы.
-Но, что бы ни произошло, ты должен помнить свою цель: достичь Рай-города, – и постоянно держать в сознании образ Меркаба, а если тот пропадает, тут же его восстановить! – напомнил ему снова Летарген из этого сна во сне. – Только так возможно завершить путешествие!
-Но как я узнаю, что оно завершилось?! – удивился Дима. – Всё так нагромоздилось и перепуталось!.. Какое-то сплошное наслоение событий! И, честно говоря, я уже не могу понять, где же сон, а где реальность, где события происходят со мной наяву, а где я грежу!
-Ты не грезишь! Ты просто перемещаешься в другое измерение. Но оно так же реально, как и мир, который кажется тебе настоящим! – успокоил его Летарген….
Вскоре, так и продолжая своё путешествие на велосипеде, Дима добрался до пересечения границ теперь уже трёх разных государств, некогда, совсем недавно, бывших единой, могучей державой: предупреждающие таблички на шоссе стали попадаться всё чаще. Когда до КПП, судя по дорожным указателям, осталось несколько километров, он свернул на просёлок, ведший в лес, где по лесным неизведанным тропам, проходящим сквозь самую чащобу, добрался до края болота, на другой стороне которого была уже Васелиха.
Однако сказать: на другой стороне, – ничего не сказать!
Места здесь были гиблые, и потому те несколько километров сплошных топей преодолеть было не проще, чем сотни километров, оставленные позади.
Зато ни о каких КПП, контрольно-следовых полосах, заграждениях и прочих пограничных атрибутах здесь и речи быть не могло. Их роль выполняло болото!
Два дня, весь искусанный комарами и болотной мошкой, но всё-таки не спеша, осторожно, пробирался он по болотным кочкам, старательно обходя явные трясины, где ковёр из травы, иногда толстый, а местами совсем как решето, предательски стелился по поверхности чёрной стоячей воды гиблых мест, ночевал, выбирая надёжные острова земли, расставляя на них палатку и разводя дымный костёр, отпугивающий мошкару.
Иногда, когда было совсем страшно, он уговаривал себя, что всё это происходит с ним не на самом деле, и тогда страх немного отступал. Однако в таком случае, вместе с ощущением реальности, терялась и бдительность, и однажды он умудрился-таки забрести в такую гиблую трясину, под которой была жидкая каша из болотной жижи.
Насилу выбравшись оттуда ползком и едва не потеряв велосипед, который всё это время вместе с рюкзаком нёс на хребтине, а из трясины вытаскивал волоком, используя его, как средство опоры на неверную поверхность растительного ковра, впрочем, само вскоре погружавшееся в вязкую массу, Дима понял, что, как ни страшно ему осознавать, что он один на болотах, раскинувшихся до самого горизонта, где помощи в случае чего ждать неоткуда, но не стоит убаюкивать свою бдительность, потворствуя страху.
Через два самых тяжёлых, опасных и трудных дня своего путешествия, Дима вышел к болотистому берегу реки, местами топкому, но кое-где всё же твёрдому. По другую сторону его, ниже по течению была Васелиха, но добраться до неё было всё ещё не просто: река хотя и была не так широка, но вовсе не для переправы с велосипедом. Заметить кого-нибудь из местных на лодках здесь было невозможно, поскольку для плавания на них она не представляла никакого интереса. И потому Дима потратил ещё несколько часов ментальных усилий для сооружения плота из росших по топкому берегу тоненьких берёз и осин, которые он сплёл в подобие какого-то не то гнезда, не то ковра. На нём-то вместе со своим двухколёсным другом он и перебрался на ту сторону речки.
Оглянувшись назад и увидев лес и топи до самого, близкого, впрочем, горизонта, Дима невольно содрогнулся, вспоминая своё путешествие и мысленно ужасаясь тому, что, возможно, обратно придётся добираться таким же странным и страшным способом.
Свой плот-гнездо он спрятал выше по течению вяло текущей реки, в обширных зарослях плакучей ивы и, усевшись на велосипед, как ни в чём не бывало, покатил к видневшейся вдалеке деревне, в которую с этой стороны испокон веков никто не заезжал.
Дом своей троюродной бабки Пелагеи Пантелеевны Дима заприметил ещё на подъезде и вдруг сильно разволновался, как та его встретит, да и жива ли, вообще: последний раз он бывал здесь лет десять назад, в далёком детстве.
[content_block id=12792 slug=posle-prg]