Врачи могут вдаваться в детали, говоря о том, что происходит с организмом, когда человек умирает. Но никто не может точно сказать, что происходит с человеческой душой, когда перестает биться сердце…
Источник: Подросток на 20 минут ушел из жизни. Кого он встретил на небесах… Потрясло всех
Это произошло в 1985 году.
Как раз начиналась антиалкогольная кампания Горбачёва. Но на Украине, во всяком случае в хлебосольном городе Сумы, со спиртным было по-прежнему всё хорошо.
В военном училище, Сумской артяге, в которой я учился, у нас к концу первого курса, видимо, как раз из-за антиалкогольной кампании, мода пошла: бухать ночью в нижней каптёрке, что под старинным зданием училища, купеческой ещё постройки, была. Это считалось круто и опасно – в случае «палева» за это из училища вылететь можно было в два счёта, и сразу в армию – срочную служить солдатиком, а потому туда допускались далеко не все.
И вот однажды, когда наметилась очередная пьянка (а они происходили всё-таки не каждый день), из одного из соседствовавших с училищем магазинов тайком был доставлен ящик «Сумской рябиновой настойки», в те времена отличавшейся отменным качеством и вкусом (водка хорошего качества, это надо знать, какую брать – не везде на Украине, но в Сумах – точно, и много позже, когда я приезжал туда в 2008 году, делалась из чистейшего пшеничного спирта, была без запаха, по ощущению и на язык – как вода – и пилась легко как молоко, хотя сам бренд «Сумская рябиновая настойка» к тому времени испаскудился, и его мои сумские приятели брать больше не советовали).
Но вот что-то в тот вечер пошло не так. И то, что рассчитано было на компанию из дюжины моих товарищей, мы остались хлебать в три или четыре хари.
В то время на выпивку у меня тормозов не было никаких, и «выбрав» какую-то дозу, я уже дальше пил, пока было что. Сидели и прикладывались к гранённым стаканам всю ночь, орали песни под гитару. Так мы весь ящик и прикончили, приняв на грудь тройной заряд.
Надо сказать, что существует смертельная доза алкоголя. Она зависит от здоровья и массы тела. Вот в ту ночь, кажется, я её превысил….
Мне рассказывали, что после той пирушки ближе к утру пришёл я в казарму из нижней каптёрки весь зелёный и бледный, ещё чего-то позадирался на дневального, а потом подошёл к своей кровати и замертво на неё рухнул.
Я того не помню. Зато очень отчётливо врезалось в память, как вдруг из забытья я очнулся от того, что мне стало очень плохо, словно дышать нечем было, и вдруг от того, что хотелось вздохнуть, набрать воздуха, мне захотелось вылезти из своего тела. Я без труда сделал это где-то в районе пупка, вылез из своего живота словно змея из старой кожи, поднялся над своим телом и некоторое время на себя смотрел сверху, со стороны.
Вдруг мне сделалось так легко, радостно, счастливо! Я весь исполнился лёгкости и взмыл под потолок.
Это было настолько удивительно, что я почувствовал: мне пора в путь. От этой мысли сделалось ещё счастливее, будто впереди меня ждало нечто такое огромное, словно навсегда счастье, то неизведанное, что предвосхищало любые мои тогдашние мечты и помысли, все мои желания.
Я ощутил в себе силу лететь, чувствуя, как легко перемещаюсь под потолком в любом направлении, едва захочу что-то сделать, при этом мои движения абсолютно точно совпадают с моими мысленными желаниями. И вдруг я понял, что, если сейчас улечу (а меня тянуло куда-то вверх, не в смысле как пылесосом, а хотелось посмотреть – что там), то обратно уже не вернусь. Но никаких сожалений по этому поводу я не испытывал. Напротив, отчётливо помню, как я был воодушевлён и радостен, и даже не задавался мыслью, а что там меня ждёт, не чувствуя ни малейшей тени опасности или страха.
Лишь в самый последний момент, уже готовый взмыть вверх (при этом я совершенно отчётливо понимал, что потолок казармы для меня – не преграда, я запросто пройду сквозь: он стал для меня абсолютно проницаем) я глянул сверху, из-под потолка, на своё тело. И вдруг мне стало его жалко: оно было такое красивое, молодое, здоровое. Именно это меня смутило и поколебало мою решимость отчалить в путь. Я понимал, что без меня оно погибнет. Нет, даже не это. Я понимал, что если я сейчас улечу, то это будет уже просто труп, как оставленная змеёй старая кожа. Причём я хорошо помню, как в тот момент обладал абсолютной свободой: мог как улететь (куда – это другой вопрос), так и вернуться обратно в тело, – меня ничто не тяготило и ничто ни к чему не принуждало. И если первое манило меня к себе. То второе я бы сделал с сожалением, пусть лёгким, но с сожалением, поскольку это означало вернуться в привычную обыденность, которая была мне так знакома и, честно сказать, безотрадна. И что же я сделал? Я вдруг сказал самому себе, что улететь я всегда успею, а пока поживу в этом теле ещё немного, после чего, словно нырнув вниз, спустился к своему телу и так же, как и вылазил из него, влез обратно, словно танкист через люк в башню танка, в своё оставленное тело, опять же в районе живота, после чего сразу же провалился в забытьё, которое утром было прервано криком дневального: «Батарея подъём!» …
Такого тяжёлого «похмела» у меня не было никогда ни до, ни после. А те, кто меня видел ночью, ребята из наряда, говорили, что после того, как ты лёг на кровать, то перестал дышать, и мы испугались, что ты помер.
Этот случай я запомнил на всегда. Он отчётливо и глубоко врезался в мою память. Я понимал, что пережил клиническую смерть, и только чудом остался жив. Причём, я понимал и то, что на решение жить дальше повлияла моя осознанная воля. Хотя, не смотря на то, что всё описанное, долго стояло у меня перед глазами, как воспоминания о совершенно явно произошедших со мной событиях, это было удивительно и не укладывалось у меня в голове, поскольку в то время я был не просто атеистом, но с отличием вгрызался в гранит марксистско-ленинской философии, которая сами понимаете как смотрела на такие истории. Вот с того случая и закралось у меня сомнение в её истинности. И хотя на уроках марксизма-ленинизма я продолжал изучать научные доказательства отсутствия сверхъестественного, Бога и всего такого прочего, с успехом получая пятёрки по этому предмету, тот случай не шёл у меня из головы. Не вступать в полемику и спор с преподавателем кафедры марксизма-ленинизма ума у меня хватало. Да и как бы выглядела моя история?! Расскажи я её кому, загремел бы под монастырь! Но для себя я понял, что, как сказано в моём любимом фильме, «в действительности всё не так, как на самом деле».
Правда, больше такого (выхода из тела) со мной никогда не случалось, что, наверное, и хорошо.
