Вероника тихонько открыла ключом замок и зашла в квартиру. Повсюду горели светильники и бра.
Она прошла по квартире.
Гарика храпел на её двуспальной кровати, развалившись поперёк. Он был голый. В углу комнаты над тарелкой голографического видеопроектора шёл порнофильм, который армян откопал в её дисках и видеокассетах.
«Вот удобный момент, чтобы прикончить ублюдка! – подумала Вероника и направилась на кухню за тесаком для разделки мяса. – Может быть, и хорошо, что я с Гвоздём не договорилась о пистолете! Всё будет шито-крыто! Никто не узнает!»
Она вернулась в спальню с огромным нержавеющим ножом в виде топора, приблизилась к кровати, раздумывая, куда нанести удар.
Прошла минута, другая, а Вероника всё медлила, не решаясь на страшный поступок. Что-то останавливало её. Лишь секунда и одно смелое и решительное движение отделяли её от свободы, но она не могла этого сделать.
«Нет, я всё-таки не убийца!» – с горечью призналась себе Вероника.
Она села на корточки рядом с кроватью с тесаком в руках и стала смотреть на спящего на её постели голого мужчину.
Слёзы бессильной злобы текли по её щекам. Она не могла даже отомстить за надругательство, которое над ней устроил этот наглый армян.
Вдруг Гарик проснулся. Пару секунд, ничего не понимая, он смотрел на неё, на огромный тесак в её руках, и только потом догадка прошила его насквозь, как игла.
Вероника поняла, что упустила свой шанс на спасение. Теперь она замахнулась, но слишком поздно. Рука Гарика схватила её за запястье и сжала так, что тесак выпал и вонзился углом лезвия в паркетную дощечку.
В следующую секунду Гарик, ринувшись на неё как разъярённый тигр, больно сдавил ей горло, повалив на спину.
-Ах ты, сучка! Что задумала?!
Его свирепое лицо было совсем рядом, брызгая на неё слюной.
-Ненавижу! – хрипела Вероника. – Ненавижу!..
Он хотел ударить её по лицу, но она, увидев это, предупредила:
-Только попробуй!!!..
Рука Гарика замерла в воздухе, потом опустилась на молнию её джинсов и стала расстёгивать их.
Вероника лежала, не сопротивляясь. Она проиграла этот короткий бой, и теперь, отрешившись, отдалась его рукам.
Гарик затащил её на красный атлас огромной постели и пользовался её телом всю ночь напролёт.
Пока её не было дома, он раскопал среди вещей в прикроватной тумбочке силиконовый фаллоимитатор с вибратором и анальные бусы – Вероника купила их после свадьбы в единственном в городе полуподпольном валютном секс-шопе втайне от Бегемота, когда поняла, что в постели её муж не так силён, как ей мечталось – и теперь умело пользовался ими, чтобы взвинтить её до такого пика, о существовании которого в своём астральном теле она даже не подозревала.
Ему нравилось доводить её до состояния, когда она сама готова была просить его заполнить пустоты её тела. И Гарик видел это и делал то, чего она желала, хотя за всё время этой страстной и бурной ночи Вероника не проронила ни слова.
Он распалял её страсть, заставляя смотреть голограмму над тарелкой видеопроектора, где всю ночь один за другим шли порнофильмы, а потом, когда чувствовал, как возбудилась она от бесконечных сцен и крупных планов актов совокупления, умело совращал её тело к новому соитию.
Ночь эта была полна изощрённого насилия, кипящей смолой страсти, хитроумных поз, бесконечного вторжения в её плоть, извержений и диких оргазмов.
Кровь отхлынула от её головы к возбуждённой груди и огнедышащему лону, и она уже ничего не соображала, да и не хотела соображать, целиком отдавшись страсти, делая лишь то, что заставлял совершать её возбуждённый похотью мозг, в котором раскрылись самые тайные закоулки её страстного женского существа, о которых она и сама не знала.
Вероника снова позволила над собой надругаться. Теперь в своей фешенебельной квартире, в своей любимой постели, в которой любила нежиться, предаваясь эротическим фантазиям.
Всю ночь она спрашивала себя, пытаясь прорваться в сознание из тумана горячечной похоти, которую умело разжигал беспощадный насильник: «Зачем? Зачем? Зачем?!» Она и сама не могла теперь понять, зачем позволила «гостю» войти в свой дом, почему не прикончила его, как планировала, и почему теперь позволила ему снова войти и в себя.
Когда за окном спальни забрезжил поздний декабрьский рассвет, «гость» успокоился, наконец, иссякнув. Он связал ей сзади, за спиной руки ремнём, да так и оставил лежать её голую, на животе, прикрыв одеялом. Через минуту Гарик уже храпел рядом с ней на кровати.
Вероника, измотанная бурной бессонной ночью, тут же отключилась следом за ним, даже не успев обидеться на своё состояние….
-Не трогай меня больше! – сказала она ему, когда открыла глаза. – Слышишь?! Хватит!
Гарик лежал рядом и смотрел в потолок. За окном вечерело.
-Развяжи мне руки! – приказала Вероника.
Гарик повернулся набок и выполнил её просьбу.
Вероника поднялась, прошла до зеркального шкафа, открыла его дверку, накинула на себя халат и пошла в ванную.
Она долго сидела в горячей воде, пытаясь сообразить, что с ней происходит, и как всё это прекратить: попытка избавиться от Гарика провалилась, и вместо этого она в очередной раз была растоптана. «Как курица!» – с укором подумала Вероника, стараясь найти в себе тайные мотивы всего, что с ней происходит. Мысли едва текли, словно её чем-то пришибли. Она понимала, что сама виновата в том, что творится с её жизнью, но не могла ничего исправить. Вдруг со страхом в душе Вероника нашла то, что искала, и ей стало не по себе от этого жуткого открытия. Она поняла, что это происходит с ней только потому, что она сама хотела всё это испытать!
Да, это она желала, чтобы её вот так извращённо с обыденной точки зрения, выворачивая, в буквальном смысле, наизнанку все её существо, проникая во все дырочки её тела, именно ебли – по-другому не скажешь! А Гарик?!.. Он был всего лишь исполнителем её тайной воли….
Когда она вышла из ванной, Гарик собирался в коридоре. Вероника остановилась и теперь смотрела на него.
-Милая, я подумал: с тебя, действительно, хватит! – произнёс он, отвечая на её немой вопрос
«Дождалась!»
Она почувствовала, как счастье тихо восходит в её душе, словно встающее на рассвете солнце, всем своим нутром ощутив, что начинается новый период жизни. А бегство из Москвы и сексуальный маньяк Гарик – всего лишь тонкая грязная прослойка между гадким прошлым и чистыми, белоснежными страницами будущего.
Вероника молча полезла в карман своей куртки, достала оттуда ворох карбованцев и протянула их «гостю». Гарик взял деньги, рассовал по карманам и, ничего не говоря, повернулся на выход.
-Поезд в семь! – Вероника посмотрела на часы над входом на кухню, в другом конце длинного просторного коридора. – Успеешь!
Закрыв будто створку раковины, за которой пряталась розовая плоть моллюска её нежного существа, бронированную дверь своей квартиры, она освободилась от последнего чуждого элемента в своей драгоценной жизни.
Стремительное, неуправляемое падение в пропасть завершилось! нужно было собраться с мыслями и хорошенько подумать, как жить дальше….
Прошла незаметно неделя. Наступал Новый год.
Вероника приходила в себя, словно после долгой болезни.
Она купила небольшую сосёнку, поставила её в зале и теперь старательно украшала, тщательно подбирая игрушки.
В городе творилось предновогоднее столпотворение. Магазины были заполнены толпами покупателей, несмотря на крутые цены, сметающими всё с прилавков.
Погода радовала лёгким морозцем и пушистым снегом, валившим с неба без остановки….
В новогоднюю ночь зажгла свечи на праздничном столе, открыла шампанское, выпила немного.
Впервые в жизни Вероника встречала Новый год одна. Но ей было хорошо. Она вдруг ощутила потребность отрешиться от мира, пока мысли её не придут в порядок, и события последнего времени не изгладятся из памяти. Сейчас она могла позволить себе это: в кармане лежало несколько тысяч долларов. Эти деньги давали ей фору: время прийти в себя и подумать….
Часы пробили двенадцать. На улице тут же послышались радостные крики, девичий визг, взрывы хлопушек. В небо над городом взвились сотни салютов и фейерверков.
Вероника наполнила фужер шампанским и подошла к окну, немного постояла, глядя вниз, на площадь, где радовались люди, потом чокнулась с оконным стеклом и тихо произнесла вслух: «С Новым годом, Вероника! Пусть он будет для тебя счастливым!..»
На улице было светло как днём.
Театральная площадь была освещена розоватыми, сделанными под старинные, – газовые, – фонарями. На ней безудержно веселились люди. Возможно, среди них были и те, что ловили разбрасываемые ею карбованцы. «Интересно, они хоть помнят меня?» – подумала Вероника. Но больше ей не хотелось поступать так. Теперь она желала тишины, спокойствия, умиротворённости, респектабельности.
Вероника оделась и вышла на улицу.
Сначала она не спеша прогуливалась мимо драмтеатра, глядя, как веселятся вокруг люди. Ходят кто толпами, кто в обнимку друг с другом. Встречают знакомых и незнакомых, с которыми тут же «корешатся». Пьют шампанское. Обнимаются и угощают всех встречных и поперечных, поздравляя с Новым годом. Горланят песни.
На углу театральной площади, у краеведческого музея, она свернула налево и прошла мимо ресторана, все этажи которого были наполнены светом и звуками долгожданного праздника: музыкой, пением, топотом ног, шумом веселья. Перешла пустынный проспект. У ЦУМа, было безлюдно. Повернув направо, Вероника направилась на Сотню.
Здесь ночная жизнь била ключом. Улица была заполнена толпами гуляющих. Все кафе были открыты. Взрывались петарды. Стреляли хлопушки. То и дело в небо взвивались кометы фейерверков и искрящиеся букеты салютов.
Веронике то и дело встречались знакомые парни и девчонки. Но те были так увлечены своими кампаниями, что не замечали её. Да и она не стремилась быть кем-то узнанной. Словно в шапке-невидимке прогуливаясь среди веселящихся, подвыпивших горожан, она с благодарностью впитывала в своё израненное астральное тело льющуюся отовсюду энергию радости и веселья. Правда иногда, когда знакомые проходили совсем уж близко, Веронике становилось грустно, что её никто не замечает, словно её и нет вовсе на свете. Но, – хотя природе её, как и любой женщины, требовалось мужское внимание, – в эту праздничную ночь она всё же, – пока не иссякнет боль и горечь от пережитых потрясений, – решила остаться одна, чтобы до конца испить чашу одиночества и насытится отрешённостью от окружающего мира.
Прогуливаясь среди веселящихся, занятых своим счастьем и праздником людей, она почти физически ощущала, как мимо неё струится время, вымывая из её души как мусор из чистого речного песка всю грязь, которую нанесло в её жизнь в последнее время. Праздничная ночь окутывала Веронику своей обещающей чудо, волшебную сказку, возвращение в едва закончившееся детство новогодней атмосферой, залечивая её душевные раны, действуя нежно и заботливо.
Она шла по Сотне мимо торжественно спящего Петропавловского собора, мимо кафе, заполненных посетителями, чувствуя, что всё больше и больше выздоравливает. Нечто чёрное, нечистое, мерзкое уходило из её души. Ей было и грустно, и радостно. Теперь её жизнь принадлежала только ей, и хотя она к этому ещё не привыкла, это было приятно.
Лёгкий новогодний снег припорашивал её непокрытую голову. Морозец едва чувствовался. Сверху сыпались разноцветные конфетти, падали на плечи пёстрые ленты запускаемого отовсюду серпантина.
Вероника сейчас непременно зашла бы в православный храм, если бы он был открыт. Ей давно уже хотелось начать посещать церковные службы, но что-то каждый раз не пускало, останавливало. Не то страх, не то смятенье нападало на неё всякий раз, когда она подходила к открытым дверям собора, и Вероника в печали уходила прочь.
Вдруг Вероника вспомнила Диму Гладышева.
Ей показалось теперь, что в Москве она поступила очень жестоко и бессердечно, выгнав его без денег в неизвестность мегаполиса, джунглями раскинувшегося вокруг словно обитель хищного зверя. Да и сам «Космос» на поверку оказался ничем не лучше. Теперь он вспоминался ей средоточием зла и порока, полным невидимых силков, расставленных на таких простодушных людей, как она.
«Да, провинциалам в Москве делать нечего! – усмехнулась Вероника. – Вмиг перья общиплют!.. Заживо!»
Впрочем, она до сих пор не могла поверить, что произошедшее с ней, – реальность, а не сон или выдумка её воспалённого воображения. Хотя, вернувшись в родной город, она не узнавала и его, будто попав в другой мир.
Но в новогоднюю ночь и то, что не стало Союза, а родина стала маленькой, съёжилась, как шагреневая кожа, и то, что исчез рубль, а цены взвились до миллионов странных, невесть откуда взявшихся карбованцев, и то, что люди озверели от происходящего, равнодушно и испуганно наблюдая, как вокруг живьём обдирают их соседей и знакомых, и то, что гиперинфляция, развал экономики, безработица и безысходность обещают скорую вселенскую катастрофу, – всё казалось сущей выдумкой, ночным кошмаром, который развеется поутру
Вот и она ждала, когда всё пройдёт само собой! А если бы не прошло? Если бы наглый Гарик не уехал в Москву, а остался?! Сначала на неделю. Потом на месяц…. Он ведь подался восвояси, лишь испугавшись, что довёл её до ручки. Не увидь «гость», проснувшись, тесак в её руке, кто знает, сколько бы ещё продолжалось это сексуальное рабство.
«Как ты вообще до этого докатилась, Вероника? – спрашивала она себя, пытаясь понять, где поступила неправильно. – Может быть, надо было отдать администраторше те деньги?..»
Вероника гнала прочь от себя эти вопросы, но они лезли из темноты одиночества, портя ей ощущения волшебства новогодней ночи. Вместе с ними возвращались нежеланные воспоминания.
Конечно, Гарик обогатил её сексуальный опыт. Но, быть может, это было ей и не нужно? Как могут пригодиться в нормальной семейной жизни все те извращения, которые она испытала с ним? Какой муж пальцами или фаллоимитатором-вибратором стал бы имитировать, что его жену одновременно с ним имеет кто-то ещё? И разве стал бы любящий мужчина впихивать в рот возлюбленной свой член так, что его головка затыкала гортань и ходила по пищеводу?!..
«Тьфу!» – Вероника сплюнула.
Нет, было поучительно, забавно! Иногда чересчур! Но больше не надо, спасибо!
Вероника вдруг вспомнила Яковлева.
Быть может, стоило напроситься к нему в жёны, покинуть этот город, уехать в какую-нибудь Тмутаракань, сидеть там, в маленькой лейтенантской квартире или даже пусть в комнате общежития, и ждать, когда он вернётся со службы. В обед кормить его вкусным борщом, а потом идти с ним в постель. Забеременеть, родить ему сына или дочку, потом ещё сына или дочку…. И так жить, жить, жить….
«Живи-балдей, рожай детей!» – вспомнила Вероника пожелание Ленки Самсоненко, своей одноклассницы. Она сказала это на свадьбе Надьке Скляренко. Та выскочила за лейтенантика сразу после школы и умчалась с ним в далёкую Монголию. Быть может, это и было настоящее счастье? Быть может, и ей стоило тоже так поступить?.. Впрочем, чего она раззавидовалась? Ведь она тоже вышла замуж! Кто же знал, что всё так пойдёт?!..
Вдруг Веронику словно молнией прошибло! За всеми делами она ведь как-то упустила из вида, что у неё месячных нет! Задержка больше месяца! И хотя от стресса такое случалось и раньше, так долго не затягивалось!
«Хорошая женщина в отличие от плохой знает от кого забеременела!» – наставляла год назад бабушка, начав подозревать её в близких отношениях с парнями.
«Боже! От кого же я залетела?» – испугалась Вероника и вдруг поймала себя на мысли, что, если беспокоится о таком пустяке, – жизнь налаживается.
Пройдя Стометровку, центральную городскую площадь перед прозябающим в темноте огромным «бумерангом», – зданием бывшего обкома партии, гостиницу, где недавно жила с Гариком, мост над Стрелкой, она застыла в раздумье на пустынном проспекте Шевченко. По правую руку, в парке «Сказка», светились сказочные замки детского городка, украшенные гирляндами и фонарями. В центре его ложбины стояла огромная новогодняя ель. Там происходила новогодняя феерия, шло какое-то полуночное представление, собравшее шумную, весёлую публику.
Слева, в парке «Дружба» тоже было многолюдно. В тёплых бассейнах цветомузыкальных фонтанов ниже по склону двухэтажного ресторана «Кристалл» окрашенные бьющими из-под воды лучами прожекторов плясали в чарующем танце разноцветные струи воды. Здесь, как и всюду, бахали хлопушки, искрились бенгальские огни, взлетали в сыплющее лёгким снежком небо снопы огня фейерверков и разнокалиберных салютов.
Веронике вдруг захотелось быть среди этих людей, присоединиться к какой-нибудь весёлой кампании. Но всё же, не решившись пойти ни в детский парк, ни к цветомузыкальным фонтанам, она развернулась и направилась обратно мимо молодёжного центра «Романтика», где проходила новогодняя дискотека, обогнув с другой стороны свечку гостиницы Сумы по улице героев Сталинграда.
Так, прогуливаясь, она пошла дальше по этой широкой пустынной улице мимо центральной городской библиотеки имени Крупской, огромное здание которой утонуло в оранжевом полумраке забытья, мимо каскадного фонтана «Садко», скульптурная композиция которого сиротливо стояла на уступчатом взгорке, подсвеченная снизу бьющими в небо прожекторами, и оказалась у Харьковского моста, под которым маслянисто блестел, отражая в своей чернильной поверхности огни многоэтажек на другом берегу, Псёл.
Здесь было малолюдно. Редкие прохожие спешили мимо, куда-то в более весёлые места.
Вероника спустилась в поземный переход и вышла к бару у моста.
За Пслом, на той стороне светились белоснежные кварталы огромной и широкой Харьковской улицы. За спиной справа был драмтеатр, а прямо – Центральный парк культуры и отдыха.
Она остановилась в раздумье, – куда идти дальше, – у тёмной пустой чаши фонтана с сидящей над ней статуей «последней девственницы города».
Отсюда недалеко было и до дому, на взгорке за театром….
Вид «вечно сидящей» у входа в парк «последней девственницей города» заставил её снова вспомнить о пропавших месячных и прислушаться к животу, в котором, возможно, притаилась уже новая жизнь: «От кого это, интересно, я умудрилась подзалететь?.. Интересно, мальчик будет или девочка?..» Девочку она не хотела….
Вероника начала зябнуть и немного устала от многочасовой прогулки, но домой идти не хотелось. Там было совсем скучно. Ей всё же больше нравилось смотреть на счастливых людей, которые в отличие от неё не были одиноки, чем сидеть одной дома.
Поколебавшись, она направилась в парк по дорожке над крутым берегом Псла. Навстречу прогуливались тихие, счастливые парочки и редкие группки горожан, горланящие новогодние и не очень песни. Парк был довольно хмурый, народу почти не было. Чем дальше она в него углублялась, тем всё реже и реже встречались люди.
Вероника достигла пугающего тишиной пустынного полуострова Студенческого пляжа и, пройдя над протокой рукава от реки по качающемуся словно в пустоте над чернотой воды понтонному мостику, будто съехав с катушек, углубилась в тёмный, дремучий лесной массив, словно желая взбодрить себя жутью.
Ей было холодно и страшно. В пугающей тишине, в темени чащи деревьев далеко разносились её шаги. И уже сама не рада, что забрела сюда сдуру, Вероника прислушивалась ко всяким звукам. Но, бредя наугад, она слышала лишь треск своих шагов по сучкам на узкой тропинке, да тихий плеск текущего где-то слева Псла.
Неизвестность щекотала нервы, но что-то заставляло её идти вперёд напропалую. Повернуть назад было почему-то страшнее, чем продираться сквозь тьму дальше, потому что означало струсить, и тогда уж точно душу её растерзали бы враз напавшие из мрака страх и паника….
Новогоднее настроение улетучилось без следа.
Спустя минут десять, пройдя уже по совершенной чащобе, Вероника добралась до высокой, двадцатиметровой, насыпи нового моста через Псёл и пошла вдоль этой преграды вправо, от реки. Наконец, найдя лестницу, она взобралась наверх и, оказавшись на самой круче, выше крон деревьев, обернулась.
Мост, оттрассированный огнями, вонзался в далёкие белые кварталы города, светившиеся на том берегу реки, спускаясь вниз с крутого взгорка к реке и пролетая изящной дугой над темнотой припойменного лесопарка. На широком его полотне в этот предутренний час был пустынно.
Вероника порядком подустала, вымоталась и замёрзла в этих странных новогодних странствиях. Сказать себе самой: зачем она в них пустилась, – она не могла.
Пройдя вверх по мосту, она оказалась напротив кладбища, на котором был похоронен Афанасий. Это была её первая, почти детская любовь.
«Как странно, – подумала Вероника, – что я попала сюда!»
Она давно уже не вспоминала о своём прежнем друге, с которым когда-то многое было связано в её жизни. Теперь это многое казалось пустяком, вздором, даже небылицей. Она и сама не верила теперь в то, что когда-то это, действительно, с ней случилось….
Прогулка удалась, поскольку она вконец измоталась, выдохлась, устала, проголодалась, замёрзла и теперь хотела домой. Ощущение одиночества напрочь исчезло после той экзекуции, которую она сама себе устроила, не подозревая, во что обернётся выход из дома прогуляться по новогоднему городу. Теперь в душе не было ничего, кроме дикой усталости, а до её дома было ещё километра полтора….
Вниз, под горку шлось легче, хотя ноги с непривычки к изнурительным пешеходным прогулкам ныли, налившись молочной кислотой.
«Ничего себе, тётя, ты устроила себе новогодний марафон! – с сарказмом произнесла Вероника, добравшись, наконец, до дома. – Лучше бы сразу легла спать!»
Новогодняя ночь близилась к концу. На востоке небо уже слегка посветлело.
Чуда не произошло.
Впрочем, какого чуда она искала?
Не самым ли главным чудом было то, что она теперь, после стольких испытаний была дома? У неё была крыша над головой, деньги, – много денег, – собственная роскошная квартира в центре города. «Что тебе ещё надо, девочка?» – спросила с укором себя Вероника, поймав за хвост свою обиду, что Новый год ничего ей не подарил, оставив её без сюрпризов и приключений….
Она долго стояла перед окном, ожидая восхода солнца, и когда оно появилось над горизонтом алым блином, обещающим мороз, загадала, чтобы наступивший год сложился для неё удачно, и вся её жизнь пошла по-другому. Вероника ещё не знала, как это должно быть – по-другому. Этого она ещё не придумала, но была уверена, что обязательно придумает, когда… проснётся.
Книгу в бумажном виде можно приобрести здесь (оригинальное изложение) (Россия)
… или здесь (Канада) – издана в хронологическом изложении
В электронном виде книгу можно приобрести здесь (оригинальное изложение)
[content_block id=11928 slug=menedzhery-workle]
